Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
Завтра самолет. Чувствую себя очень странно.
За время, проведенное здесь, произошло еще одно изменение, к которому я пока не понял, как относиться. Кажется, я начал допускать мысль о том, что смогу смотреть на других женщин, а не только вспоминать тебя. Для этого понадобилось 11 лет, так что я уже не особо помню, как это бывает. Да и не уверен, что это не самообман. Ну, поглядим.
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
Внезапно был включен в состав местной литстудии. В которой среди прочих состояли (и по свидетельству очевидцев активно тусили) Феликс Кривин и Рената Муха, которые независимо друг от друга, когда уехали в середине 90-х, поселились именно в Беэр-Шеве. Рената Григорьевна скончалась в 2009, Феликс Давидович в 2016, оба похоронены здесь.
На прошлой неделе читал свою стандартную лекцию об истории советской фантастики в редакции "Нового иерусалимского журнала" и среди слушавших был Павел Амнуэль, человек, который непосредственно застал добрую треть того, о чем я рассказывал (у него первый рассказ был опубликован в "Технике - молодежи" в 1959-м; да, он тогда был еще школьником, но все же!). После я спросил у него, не налажал ли я - не столько даже в фактах, сколько в интерпретациях, я все же молодь и постигал все это опосредованно. Говорит - нет, все верно. Горжусь.
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
А люди оказывается до сих пор прицельно ищут издание "Гарри Поттера и методов рационального мышления" именно с моими комментариями. То есть понятно, что другого они и не найдут, за отсутствием таковых ("Баловство", МДФ и прочий "Друкбук" до РФ все-таки практически не доезжали), но прям уточняют, точно ли это то, которое с комментариями, точно ли они там есть...
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
Морей тут четыре. Средиземное (Левантийское), Галилейское, Мертвое и Красное. Во всех уже поплавал, кроме Красного. То есть, на нем тоже был, но только со стороны Египта, это не в счет.
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
И еще один анекдот. Музыкой навеяло.
Звонят из горкома партии в церковь. Батюшка снимает трубку. - Алло! - Здравствуйте, батюшка! Из горкома беспокоят. Понимаете, тут у нас должно быть партсобрание, а скамеек не хватает, одолжите, а? - Хрен вам скамейки! В прошлый раз дал, так вы их похабщиной разной исписали! - Ах, хрен нам скамейки?! Тогда хрен вам пионеров в церковный хор! - Ах, хрен нам пионеров?! Тогда хрен вам монахов на субботник! - Ах, хрен нам монахов?! Тогда хрен вам комсомольцев на Крестный Ход! - Ах, хрен нам комсомольцев?! Тогда хрен вам монашек в баню! - Ну знаете, батюшка, за такие слова и партбилет на стол положить можно!
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
Наткнулся тут на тред концептуальных анекдотов.
— Ваша главная слабость? — Правильно интерпретирую семантику вопроса, но игнорирую его суть. — Не могли бы вы привести пример? — Мог бы.
Рассказала сыну теорию струн. Пусть лучше от меня услышит, чем от пацанов во дворе.
Умер старик, предстал перед Иисусом. — Расскажи мне, добрый человек о своей жизни. — Я родился и жил на берегах Средиземного моря, всю жизнь проработал простым плотником, сам ничем не знаменит, но однажды у меня появился сын. Он появился необычным способом... Иисус напрягся и стал слушать внимательно. Старик продолжает: — Мой сын был ни на кого не похож. Он ходил по свету и совершал добрые дела, прошёл через великие испытания... Иисус аж вскочил от волнения. Старик продолжает: — Поначалу он попал в большие неприятности, но теперь он известен всему миру, особенно его любят дети... Иисус, не выдержав: — Папа?.. — Буратино, сынок?!.
- Алло, здравствуйте! Тут неподалёку, вперемешку с птичьим клёкотом и ненавязчивым шёпотом ветра, будто озаряя багрянцем зеленеющие волны берёзовой рощи, обдавая жаром словно летнее солнце в разгар знойного душного июльского лета, испуская лёгкую дымку подобно поднимающемуся туману от раскинувшейся глади озера на рассвете, распугивая лесных обитателей - работящих бобров, мудрых ежей и беззаботных свиристелей, догорает дом-музей Пришвина. Нет, высылать машину уже не нужно.
Из воспоминаний математика Д.Е.Меньшова: "А потом наступил тысяча девятьсот семнадцатый год. Это был очень памятный год, в тот год произошло важнейшее событие, повлиявшее на всю нашу дальнейшую жизнь: мы стали заниматься тригонометрическими рядами ..."
Премьера «Вишневого сада» в современной постановке. Аншлаг. Собирается модная публика. Гаснут люстры. На сцене круг света, в нем на стуле сидит обнаженный негр. Выходит девушка, становится на колени и начинает делать ему минет. Проходит три минуты, пять минут... Вдруг с первого ряда доносится старческий голос: - Деточка, ну что же вы так чавкаете! Это же Чехов!
Ночь, зимний город, на перекрестке мерзнет гаишник в тулупе и валенках. Останавливается машина. За рулем японец. Опускает стекло, кланяется, говорит: - О-мавари-сан, коно сабисии, юки-но цумотта мати де КОКА-КОЛА но бин-о доко дэ каэмас ка? Гаишник: - А? Извиняюсь, не понял… Бутылочку ЧЕГО вы хотите купить в этом печальном заснеженном городе?
На уроке домоводства: - Тема урока - выворачивание канта. Девочка тянет руку: - Звездное небо внутри и нравственный закон над головой?
Приемная министерства культуры. Входит министр. За столом рыдает пожилая секретарша. Министр: — Виктория Ромуальдовна, что с вами?! Та, сквозь всхлипывания: — Вы не поверите... Я этого всю жизнь ждала... И вот теперь... — Да что случилось?? — Сегодня позвонили... Я взяла трубку... а там спрашивают: «Алло, это прачечная?»... — Ну?! А вы что?! — А я... я... Я РАСТЕРЯЛАСЬ!!!
Сначала таблица Менделеева приснилась Пушкину, но тот ничего в ней не понял.
В Санкт-Петербурге задержаны двое студентов, ранившие таксиста своим отношением к творчеству раннего Гумилева.
Профессор филологии приходит на работу с огромным синяком под глазом. Коллеги его спрашивают: - Ну как же так? Вы же интеллигентнейший человек! Откуда же это у вас? - Да вы понимаете... Пили чай у одной милейшей особы. В числе приглашенных был один офицер. Вот он начал рассказывать: "Был у меня в роте один хуй..." А я ему говорю: "Извините, но правильно говорить не "в роте", а "во рту"!"
— На выпускном экзамене надо сочинить какое-то музыкальное произведение, а я ничего не могу придумать! — А ты возьми какое-то произведение своего преподавателя, перепиши его сзади наперед — и сдай как свое. — Да пробовал уже: вальсы Штрауса получаются...
Идет женщина по Академгородку мимо помойки. Видит - бомж валяется. Она подходит и спрашивает: "Второй закон термодинамики?" Бомж, не приходя в сознание: "Энтропия изолированной системы не может уменьшаться". Женщина, про себя: "Нормальный же мужик, и чего выбросили?"
Девочка, умеющая читать мысли, проиграла в покер мальчику, который не умел думать.
Выходит Маяковский из кабака, окруженный стайкой девиц. Девицы начинают его охаживать: - Владимир! А это правда, что Вы можете сочинить стихотворение прямо с ходу, на месте? - Конечно! - говорит подвыпивший поэт революции. - Давайте тему! — Ну, вот видите, в канаве - пьяница валяется. Маяковский, выпрямившись, начинает: - Лежит Безжизненное Тело На нашем Жизненном Пути. Голос из канавы: — Ну а тебе какое дело? Идешь с бл*дями и иди. Маяковский: — Пойдемте, девушки, это Есенин.
Если вы считаете, что нет ничего невозможного, то попробуйте одеть свитер на филолога.
- Скажите, у вас есть амониум ацетилсалицилум? - Вы хотите сказать "Аспирин"? - Да-да, все время забываю это название.
Сидят Отец, Сын и Святой Дух, решают, куда б податься на каникулы. Отец: - А давайте в Иерусалим! Меня там помнят... любят... уважают... Сын, раздражённо: - Нет уж, папа! Запомнился мне этот ваш Иерусалим, никакого желания повторно заглядывать нету. Давайте лучше в Ватикан, что ли. Святой Дух: - О, да, Ватикан! Давайте! Никогда там не был!
Умирает Эйнштейн, попадает в рай, встречает его Всевышний и спрашивает, нет ли у того какой-то особенной просьбы. - Конечно, есть! Я всегда хотел узнать формулу, по которой Ты сотворил этот мир! Бог щелкает пальцами, появляется доска и мел, Бог начинает писать... Через какое-то время Эйнштейн восклицает: - Господи, но у Тебя тут ошибка! - Я знаю, - грустно отвечает Господь.
Услышав театральный звонок, академик Павлов подумал: "Чёрт, забыл собаку покормить!"
Приходит профессор филологии в публичный дом. После акта захотелось ему поговорить. А девушка возьми и поддержи беседу! И про Байрона, и про Лермонтова... Профессор, с возмущением: "Что ж вы тут делаете? С вашим умом, с вашим образованием! Вам на филфак надо!" Девушка, округлив глаза: "Да бог с вами! Меня мама и сюда-то еле отпускает..."
Супружеская пара приглашает маляра покрасить потолок, но когда мастер приходит, начинает бурно спорить о том, в какой цвет. Наконец, не придя к консенсусу, они обращаются на суд профессионала. "Я думаю, надо сделать, как говорит мадам, - отвечает маляр, - все-таки женщина на потолок смотрит чаще". Супруги, хором: "Месье провинциал?"
Куплю оверлок, можно б/у, недорого, хоть узнаю, что это такое.
Приходит как-то к хирургу взволнованный молодой человек и требует сделать ему кастрацию. На вопрос "Зачем"? отвечает "Надо, умоляю, я потом все объясню!". Потом, уже когда все ему отрезали, рассказывает: я, говорит, женюсь на еврейке, у них обычаи такие... "Так вы, стало быть, об обрезании???" "Ох, в терминах ли дело, доктор..."
Археологам удалось полностью расшифровать надпись на скрижали Завета. Оказалось, что заповедь была всего одна: "Не с глаголами пишется отдельно. Например: не убий, не укради, не прелюбодействуй..."
Лингвист ушел в монастырь. Основное занятие монахов - переписывать священные книги. Лингвист говорит: " А что мы копии переписываем? Может, там на каком-то этапе ошибка, давайте с оригиналов переписывать?" Настоятель сказал, что доступ в архив, где лежат оригиналы, есть только у него. Схожу, говорит, сам проверю вот эти копии, если что - поправлю. Ушел. День его нет, два, три. Все волнуются. На свой страх и риск два монаха вломились в архив. А там настоятель бьется головой об стену: - Celebrate, celebrate! Not celibate!
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
Взял билет в Мск. Минимум полгода придется там просидеть, дальше просто не загадываю, не время, товарищ, загадывать больше чем на полгода. Внезапно, узнав об этом, старые друзья решили приехать из другого города и к моему возвращению привести в порядок давно уже стоявшую пустой квартиру, ну и в целом встретить, чтоб не в пустой дом возвращался. Сказать, что я растроган - это ничего не сказать.
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
У меня внутри несколько месяцев назад поселился этот страх. Не знаю, отчего. Сегодня он закончился. Сменился на горе.
* * *
Где цвела герань под писк воробья, где в июне среди аллей жгли тополиный пух сыновья шофёров и слесарей — там царь Кащей над стихами чах, как всякий средний поэт, не зная, сколь трудно писать о вещах, которым названья нет. Ах, время, время, безродный вор, неостановимый тать! Выходила на двор выбивать ковёр моя молодая мать, — а меня Аполлон забирал в полон, кислоты добавив к слезе, и вслепую блуждал я среди колонн, вокзалов и КПЗ.
Блажен, кто вопль из груди исторг, невольно укрыв плащом лицо; блажен возвративший долг, который давно прощен; блажен усвоивший жизнь из книг, а верней сказать, из одной книги. И жалок её должник, с громоздкой своей виной не в силах справиться. Как спасти неверующего? Где он поёт, растягивая до кости военный аккордеон, когда мелодия не в струю, о том, что давно прошло, как было холодно в том краю, и ветрено, и тепло?
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
Что-то в читаемых книгах герои как один пошли класса "Либо делаю не думая, а чисто по велению эмоции*, либо не делаю, потому что весь утонул в переживаниях по поводу делания". Соскучился по осознанным героям класса "Думаю, потом делаю. Фигни не делаю.".
(*Сложность планов, которые строят герои этого типа, могут быть при этом такой, что сто пуаро не распутают. Но сам повод к действиям - вот ровно этот.)
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
Опять снишься.
* * * Лёну
Если в городе, не предназначенном для чудес, с моста посмотреть не вниз, в черную воду большой и тяжелой реки, а вверх, то можно увидеть, как в небоскребах, синих, словно летнее небо, плавают пронзительно-яркие рыбы. Если сначала молчать, проходя мимо старой купальни, а потом молчать над водой Андреевского пруда, а потом молчать в стеклянной трубе метромоста, то можно взяться за руки... То есть, мне кажется, мы смогли бы.
Если начать рассказывать сказку у котлована на Трубной, продолжить в игрушечных сретенских переулках и в таинственных дебрях Покровки, или если с бульваров, где неизвестно откуда вдруг долетает военный оркестр, нырнуть в проулки и все время сворачивать влево, или если вдоль Яузы, выгнувшей все мосты, уходить от Балчуга, осязая спиной взгляды мудрых чудовищ Болотной, то можно счастливо заблудиться в трех улицах, знакомых как линии на любимой ладони.
Если начать пить на Девичьем Поле, или, допустим, в скверике Мандельштама (и черт с ним с "на самом деле", мы все равно знаем: это сквер имени любимого поэта, а не однофамильца-партфункционера), продолжить в заповедных кущах Плющихи и среди жар-птиц Ружейного переулка, подсвеченных переливающимся через крыши золотом МИДа, зажмурившись, нырнуть в неузнаваемый Арбат, сесть на асфальт под стеной Цоя, оставить там последние три сигареты (традиция, хули), то можно жалеть лишь о том, что мгновение не остановишь.
А если обо всем этом не вспоминать, то можно пережить зиму в городе, не предназначенном для чудес.