В ЖЖ друзья-ролевики предаются ностальгии. Цитата из ролевой прессы:

(ноябрь 1994)
Четвертый "Зилант-кон" (...) наконец, состоялся. Было, как всегда, дешево, весело и людно... (...) только приезжих насчитывалось до двух с половиной сотен...

в Ехо дела не бывают плохи, беды - нестрашные мотыльки. вот мне пятнадцать, и я в лоохи - кто еще помнит меня таким? гибель моя обитает в птице, жизнь обращается к нам на "вы" - эй, а не хочешь ли прокатиться вниз по мерцающим мостовым? орден за Орден, и брат за брата, только звенит в глубине струна - мысль о том, что пора обратно - и есть твоя Тёмная Сторона. мантию снять, и стянуть корону, скабой завесить дверной глазок; бросить монетку на дно Хурона, чтобы приснился еще разок

Не поделиться, не выговорить, все утратило смысл,
равно как основание утратило и резон,
скайп погас вдруг и нет никакого мы,
как в городе нет понятия горизонт.

Я стою на балконе и молча курю, следя за тем,
как падает пепел в пропасть с девятого этажа,
я раньше был мастер разных тебе затей,
но я устал, и хотя не болен, пальцы мои дрожат.

Сквозь пелену сентября тихо дует мне в пальцы,
смотри и чувствуй, будущая зима, -
что горизонт, когда даже небо они покрасили,
шизофреники, огнем натриевых ламп.

И только кошка идет ко мне просто так, сквозь ночь, сама,
в снег одеяла проваливаясь до середины лап.

(c) yellow-rat.livejournal.com/1173852.html

Вера бросает Джимми
Не потому что ей кажется,
будто они чужими
Были
уже давно
Или
Она не был любим
Наоборот
Она любила его
С каждым днем
Все сильней
Не говоря уж о том
Что ночью творилось с ней

Но Джимми ушел, психанув
Как уходил до того
Не раз, не другой
Но впервые
Он услышал щелчок замка
За своей спиной
Джимми, ты умер,
Пока

Вера больше не хочет жить
Под одною крышей с тобой

Вера остается одна.
Говорит себе я ничего не кому не должна
Не должна плакать лежать ничего не есть
Плачет лежит не ест
Он ушел в половине девятого
А времени скоро шесть
И она берет машину
И едет в город
И там встречает
Мужчину

В этом месте жить больше нельзя
Голова половину секунды думает:
- Вот же здорово, будет теперь у меня семья!
А еще половину секунды грозится сойти с ума
Вера, решай сама
Это твой шанс, он на все отвечает "давай"
И она говорит:
- Поедем жить в Калифорнию?

И проходит четырнадцать лет
Вере пишут, звонят подруги
Она им пишет в ответ
Что у нее свой дом
И вот фотография
А вот фотография мужа
Два этажа
Дети? Конечно есть
У мужа работа что надо
Где он? Это оранжерея
Он разводит растения, они растут только здесь
Все у них есть
И коробки для пикника
И что-то вроде винного погреба
Две машины
И спокойный кот
И собака,
Двое девчушек-погодок
И еще постоянно в гостях Уэбли -
Его сын от первого брака
Спальни у них раздельные
Но совмещенные
И между ними никогда не запирается дверь

Какие счастливые люди,
Гармоничная,
Замечательная семья!
А ведь Вера казалась,
Да нет,
Она и была неотсюда,
Была несдержанной,
Нервной и крайне странной
Влюблялась в экзальтированных гениев,
По которым плакали
Парикмахерское кресло с хорошей ванной
Как ей удается жить с этим простым чудесным мужчиной в ладу?

Так и есть.
Все эти годы
Она едва выживает в этом аду
Следит за оранжереей
Собирает в школу и забирает детей
На холодильник магнитами
Прицепляет записки:
"Купить опилок для Блумберга"
Разные штуки для кухни
Для себя и для матери Уэбли
Заказывает по каталогу
Не может поднять глаза
Не знает
С чем обратиться к Богу
Целуя мужа
Смотрит в какую-то точку у него спиной


Что помогает ей выжить одной?
То, что миров существует множество

Неисчислимое

В одной из параллельных вселенных
Джимми по-прежнему с ней
Живут все там же
Где?
Ну где, в небраске
Надо же где-то жить
В маленьком старом домике
Ссорятся и смертельно ругаются
По десять раз в день
Из-за тарелки, оставленной на столе
Из-за волосяных жучков на краю ванны
Из-за того, может ли мальчик в семь лет
Написать письмо на 40 страниц
И можно ли считать фильм хорошим
Если его можно пересказать
И он от этого не потеряет в сюжете
Дети
Нет их у них
Нет даже собаки
Только какая-то тварь по ночам приходит
Порыться в мусорном баке
Однажды две ночи не приходила
Джимми нервничал
Выходил курить на крыльцо
Не хотел возвращаться в дом
Только замшелый крапчатый сом
Водится в том
Что когда-то было резервуаром
Для дождевой воды
Ему давно не бросают еды
А он все живет и растет
Мутно, нечасто видно его на дне
Джимми и Вера засыпают
Мирятся
За руки берутся во сне
До самой смерти будут спать в кровати одной
Это любовь вопреки всему удобно устроившемуся на земле
И когда Вера умрет
Джимми в два месяца тихо сойдет на нет
В мире который ничуть не реальней, чем этот

Джимми, ты больше не умер
Джимми, ты будешь жить вечно

Вера всегда с тобой


(c) annaruss.livejournal.com/194911.html

Очень важно, чтобы рядом с тобой находились люди, которые в тебя верят. Верят что ты важна вне контекста своей деятельности, просто как явление, и в то, что ты способна на большее, чем ты есть на данный момент.
Именно тогда отпадает необходимость делать что-то, чтобы доказать что ты можешь, и не хуже
В идеале, конечно, чтобы эти люди был и ты сам в том числе, но так не всегда бывает
Поэтому перестать действовать, чтобы доказывать себе про себя всякие глупости, сложно
Но это стоит пробовать - это такое измерение свободы

(с) sovka.livejournal.com/192988.html (правда там подзамок, так что...)

Скулы дубила смесь никотина, слез и пота,
кони шли, спотыкаясь, тревожно ржали,
но там, где раньше была граница, вставали лагерные ворота,
и обрывки желтых флагов на колючке предупреждали:
в степи внутренней монголии кто-то занес любовь.
И кривился в седле господин санитарный врач,
устроитель ворот и противочумных рвов,
небесталанный, поговаривали, палач.
Выпускали, конечно, всех - но только вы-,
подозрительные места выжигали звездным огнем.
Ты, старик, когдатошний всадник без головы,
поселился в карантине среди таких же, хитр и нем.
Днем придумал паспорт и кричал через ров:
господин санитарный врач, это моя земля,
а ночами прятался в палатке: горлом шла любовь,
ты ведь знал, что болен, и что будут стрелять.

А когда не нашли, и полегче стало, запекся любовный гной,
а в воротах пробили дверь и стали пускать по одному,
ты повернулся к внутренней монголии спиной,
хотя было страшно: казалось, они поймут.

Ты уехал, они догнали. Чуть не началась резня.
Но зато теперь ты спокойно выносишь даже девичий плач.
Накренясь в седле, пишешь, расправив лист на боку коня.
И подписываешься, спросив число: "господин санитарный врач".


(с) yellow rat.

Пишет  Malkavity:

Настоящая история Шахрезады
И, как в детстве, опять встречаю с тобой зарю - я смотрю на восток и не чувствую больше страха. Синдбад, вот последняя сказка, что я царю расскажу перед тем, как спокойно уйти на плаху. Ты был сыном садовника, я росла во дворце и немного пугалась, завидев тебя едва - что-то было такое в смуглом твоем лице, для чего вновь и вновь хотелось искать слова. Что-то странное, что вилось в тебе как лоза, как в пустыне - песок от волшебного танца джинна, я украдкой его ловила в твоих глазах, пока ты, улыбаясь, тянулся за апельсином.

Я хотела достать ту искру и с нею слиться - и тихонько, как заклинатель чарует змея, я шептала тебе чудесные небылицы: то немногое, что всегда хорошо умела. Про летучий ковер, разбойников и султанов - ты внимал, то смеясь, то грозно насупив брови, я шептала еще - и чувствовала, как тайна прорастает маком в оброненном мною слове. Они все оживали - плуты, купцы, ракшасы, жемчуг лился ручьями у нищего из кувшина... а потом я смолкала вдруг от избытка счастья. В теплых сумерках вокруг нас танцевали джинны.

Царь рассердится, ну а мне уже все равно, пусть судачит народ: "повредилась в уме девица". Я хотела, чтоб ты остался навек со мной, в моих сказках - и не сумела остановиться. Я давала тебе то крылья, то мощный флот, меч волшебный, чтобы стирать врагов в порошок, и послушать ту песню, что птица Рух поет - лишь бы только тебе, дружок, было хорошо.
Ты хохочешь в огромной рыбе на самом дне, ищешь выход на свет, ножом себе помогая... Да я помню, ты умер в двадцать на той войне,ну а дома тебя бы встречала совсем другая. Но неважно - волна несет тебя к островам, там плоды точно мед и звонкие крики чаек... Царь не звал палача, Синдбад - я была жива лишь до той минуты, пока я не замолчала.

URL записи

(без названия)

юноши любят сражения

когда копье летит в сердце
сердцу некогда разрываться от боли

когда глаза заливает кровью
им некогда видеть родное чужое лицо

юноши счастливы

к сожалению
иногда они побеждают
и наступает мир

Ушел Гарри Гаррисон.

В среду вечером выезжаю на питерскую фант-ассамблею.
Четверг гуляю по городу, с пятницы до понедельника в "Морском прибое", вторник до поезда опять гуляю по городу.

С собой повезу книгу Лукина.

На самой ассамблее буду в четырех ипостасях: бард (пятница, полвосьмого вечера, концерт), главный редактор "Мира фантастики" (суббота, 10 утра, презентация), малый издатель (суббота, полшестого вечера, круглый стол) и, как бы это сказать, исследователь спорных вопросов (воскресенье, 10 утра, семинар "Фантастика и поэзия: плюсы и минусы близкородственного скрещивания, обсуждение с примерами").

Если что - в Питере я на московском номере. 8)