Господи, Владимир Строчков умер...
То, что он умел делать со словами не умел и не умеет никто больше...

На краешке стола, на просеке души
печальная светла стоит в твоей глуши.
На краешке души, в тени наверняка
еще стоит кувшин парного далека,
еще стоят весы для взвешиванья дней,
их надо завести, но это все больней.

И есть у них сестра, она страшней всего –
молчащая тетрадь бессловья твоего.
И все ее чисты – один беззвучный крик,
бессильной пустоты голодный черновик.
И к ней не прикоснись, такая это боль –
беспомощность страниц, не тронутых тобой.
Ты в ней не властен был, текли в ночи века.

Ты душу пригубил от края далека.
И так пилось легко... Но губы отреклись,
свернулось далеко, на дне осела близь.
Отплакав за сестру и высветясь дотла,
скончалась поутру печальная светла.
И свесив длинный день, склоняются весы
к тому, что твой удел на крестике висит
и говорит: – За что оставил ты меня?..

Крестообразный стол, и с краю нет огня.
И в этот час само внезапно, как чума,
пришло к тебе письмо – а ты не ждал письма.
Из города-чумы пришёл конверт простой,
послание Фомы с вложением перстов.
И тронувшись в уме от берега с трудом,
отпишешь ты Фоме в пылающий Содом:

–Ты пишешь, Бога нет, а только диамат,
а у меня сонет сочится, как стигмат.
Ты пишешь, не верь, мол, все это чушь и проч.,
но кто же «невермор» мне каркает всю ночь,
и светится сама от ужаса стопа...
Ступай-ка ты, Фома, по камушкам ступай,
а я уж по воде пойду – или ко дну,
и коль двум бедам быть, я не приму одну.


И, конечно, бессмертное:

Я говорю, устал, устал, отпусти,
не могу, говорю, устал, отпусти, устал,
не отпускает, не слушает, снова сжал в горсти,
поднимает, смеется, да ты еще не летал,
говорит, смеется, снова над головой
разжимает пальцы, подкидывает, лети,
так я же, вроде, лечу, говорю, плюясь травой,
я же, вроде, летел, говорю, летел, отпусти,
устал, говорю, отпусти, я устал, а он опять
поднимает над головой, а я устал,
подкидывает, я устал, а он понять
не может, смеется, лети, говорит, к кустам,
а я устал, машу из последних сил,
ободрал всю морду, уцепился за крайний куст,
ладно, говорю, но в последний раз, а он говорит, псих,
ты же летал сейчас, ладно, говорю, пусть,
давай еще разок, нет, говорит, прости,
я устал, отпусти, смеется, не могу, ты меня достал,
разок, говорю, не могу, говорит, теперь сам лети,
ну и черт с тобой, говорю, Господи, как я с тобой устал,
и смеюсь, он глядит на меня, а я смеюсь, не могу,
ладно, говорит, давай, с разбега, и я бегу.

Не могу поверить...