Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
Это селфи я не мог не сделать.
My mind is in darkness now My God, I am sick - I've been used And you knew all the time God! I will never know why you chose me For your crime! Your foul bloody crime!
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
В начале августа ездили в Иерусалим. Из улова - алькерк, три роты и две мельницы. Еще один алькерк и еще одну мельницу не нашли - алькерк оказался в закрытом сейчас месте, а про мельницу было недостаточно данных.
Все отснял, но подзавалило работкой и все никак не могу выложить фотографии. Пока - для затравки.
Слева - алькерк на плите вторичного использования на полу в Церкви Осуждения, вырезан он не раньше начала арабского завоевания, это VII век, но может и позже. Справа - мельница на римской мостовой улицы Кордо, это, соответственно, не раньше римского завоевания Иерусалима, спасибо, Кэп, но, опять же, возможно и позже.
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
А в дом тем временем залетела гостья. Мелкая, с бархатистой шкуркой, шхерилась по углам и возмущенно цвиркала. Ловить по квартире в два часа ночи летучую мышь - done.
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
Ездили смотреть на Персеиды - в пустыню, да еще и спустились метров на триста в местный эрозионный кратер. Это отдельная достопримечательность - сорок на десять кэмэ и почти полкилометра глубины, правда в темноте рассматривать окрестности было бессмысленно. Зато небо из него смотрелось очень круто. Кир снимал на свою технику, телефоны ничего не брали.
Действительно, падали. Вон, чуть левее и ниже центра кадра.
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
Все что угодно становится лучше, когда есть хвостик колечком.
Гражданин переходил дорогу в неположенном месте - асфальт, трасса, бетонные отбойники, машины несутся и вот это все. Пришлось остановиться, подобрать и подбросить до ближайшего парка. Шел он по горячему асфальту смешно: спина выгнута, жеппа отклячена, хвост торчком.
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
А еще вчера было полнолуние. А в ближнем парке есть несколько таких агрегатов, знаешь, типа стационарных биноклей, красоты пейзажа разглядывать. Не помню, как называется правильно. Я направил один на луну и щелкнул просто смартфоном.
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
Пощупал вживую еще две мельницы, предположительно 12 века. Личная коллекция потихоньку пополняется.
(Фото можно крупно открыть в новом окне)
Немного про историю местаИсходно город (Тель Мареша, Бет Габра, Элефтерополис, Бейт-Гуврин) был основан в 8 веке до Н.Э. на довольно оживленном торговом пути от Иерусалима к прибрежным городам. Доримская его история тоже довольно увлекательна, но сейчас важно, что он был разрушен Веспасианом около 70 года Н.Э. (в ходе Иудейской войны), после чего на том же месте появилась римская колония. В 200 году император Септимий Север присвоил колонии имя Элефтерополис (Город свободных). Во времена римлян город (точнее - полис) занимал площадь 65 га и был крупнее, чем даже Элия Капитолина - город, построенный в то время на месте Иерусалима. Элефтерополис процветал, в нем был построен акведук, публичные термы, даже амфитеатр - единственный во всем регионе.
Во времена римско-персидских войн и арабского завоевания город неоднократно разрушался и восстанавливался снова, и к началу крестовых походов был почти полностью заброшен. В 1135 году на этом месте королем Фульком Иерусалимским был возведен замок - одно из первых укреплений крестоносцев в этом регионе - и передан рыцарям-госпитальерам. Замок построили на месте римских публичных терм - и, разумеется, с использованием в качестве строительного материала остатков античных строений.
В 1187 году город был оставлен крестоносцами, а замок арабы снесли. Потом город многократно переходил из рук в руки. В 16 веке, уже при османах, даже частично восстановили замок.
Сейчас среди прочего раскопаны и римский амфитеатр, и собственно замок.
На территории замка нашлись два игровых поля для мельницы. Одно вырезано на каменной столешнице в, предположительно, замковой столовой. Помещение располагается во внутренней части замка, в самом начале экспозиции, с левой стороны. Второе поле вырезано на одной из мраморных плит, очевидно вторичного использования, которыми вымощен пол вероятной церкви. Плита находится напротив правого из трех проходов (единственного не заложенного камнем).
Точную датировку обоих полей определить сложно - проводились ли исследования неизвестно, а если ориентироваться на историю места, то можно предполагать разлет от римского до османского периода. Поле, вырезанное на столешнице, вероятно было востребовано в тот период, когда столовая функционировала как столовая, но неизвестно, было ли это только в период крестоносцев, или после восстановления замка османами помещение использовалось в прежних целях. Поле на мраморной плитке тоже могло появиться как до момента, когда их собрали для мощения пола замковой церкви, так и после. То есть при оптимистичном подходе оба поля можно датировать 12 веком, а при пессимистичном - 16-18 веками.
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
Посмотрел на Хурват Бургин, это такие вполне типичные (кажется, я зажрался) руины. Как здесь часто бывает - на одном месте, которое было выгодно из-за доступа к воде и расположения на возвышенности, люди селились на протяжении нескольких тысяч лет. Здесь тоже слои нескольких эпох, начиная с Железного века. Есть эллинистические захоронения III-II века до Н.Э., римские строения I века Н.Э., византийская церковь с подземными ходами и остатки османского поселения. Правда, на момент появления археологов, все погребальные пещеры уже были разграблены. Сейчас эта красота находится в стороне от цивилизации и туда даже от Кирьят-Гата мотылять полтора часа автобусами и еще час пешком. Хорошо нашлась компания на машине, иначе даже не знаю, собрался бы я туда когда-нибудь или нет.
Но полазить по реальным подземным ходам из реального древнего монастыря - это было любопытно. То есть как "полазить". Я там не пролезал примерно никуда. Только масштаб оценил. Хотя, наверное, через месяц-другой нормальной осады и я бы начал везде помещаться.
Остатки мозаик пола византийской церкви.
Гробница римского периода. Примерно такая, какой была и та самая. Второе фото - ниши внутри помещения. Белый песчаник, вход ориентирован к солнцу, так что внутри довольно светло.
Это вход в гробницу и я для масштаба. А эвакуационные подземные ходы еще вдвое уже.
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
У нас юг, из Газы иногда достреливает. Сегодня открыли бомбоубежища, отменили занятия в школах. Не знаю, не чувствую реальности этой опасности.
Зато на термометре наконец-то 30+. Можно идти по улице и греться. Самое милое дело было бы поездить к морю (на автобусе - часа полтора), но дороги вдоль побережья пока перекрыли из-за вероятности обстрелов. А к выходным опять похолодает до 25. Впрочем, все местные в один голос твердят, что лето еще не началось. Так фигли пугали, спрашивается, я уже полгода здесь, а пресловутого южного лета пока так и не увидел. Справедливости ради, ранняя осень (ноябрь-декабрь-январь) сразу перешла в позднюю весну (февраль-март-апрель), но эта поздняя весна что-то никак не закончится.
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
Доехал до Мертвого моря, пока просто так, чисто на полчасика ноги помочить. Нормально искупаться еще съезжу. Ну то есть как "искупаться"... О том, каким словом лучше называть погружение в этот перенасыщенный раствор, есть разные мнения. Вот как сам опробую - так и выберу формулировку.
Ехали через Тель-Арад, это ханаанский город начала третьего тысячелетия до Н.Э., то забрасываемый, то вновь отстраиваемый и в конце концов ужавшийся во времена римлян до размеров форта 50х50 метров. Форт более-менее раскопан (он на вершине холма - собственно "Тель" это и есть холм, но не всякий, а только такой, который образован напластованием культурных слоев), а город (у подножия холма) раскопан самым краешком. Но про Тель-Арад я расскажу потом отдельно, а пока смысл в том, что он стоит на отметке +500 над уровнем моря, а берег Мертвого моря это то ли -300, то ли -400 - полоска берега это самый низкий участок суши на планете. Так что за 40 минут поездки ты опускаешься больше чем на 800 метров. Дорога - двухполосный серпантин, причем маркированный как трасса "Арад - Содом", и Содом имеется в виду тот самый. К нему я еще тоже планирую выбраться.
А само Мертвое море - в своей южной части, разделенной на бассейны для промышленной разработки минералов - мелкое, прогретое у берега без малого до кипятка, густое почти как кисель. На коже остается масляной пленочкой, которая потом осыпается белой горьковатой пылью. Соль, слегка разбавленная песком, лежит у дна пластами. На каждом голыше тоже россыпь белых кристаллов.
Вокруг - высокие известняковые холмы, рассеченные вади и ущельями. По ним иногда проложены тропки, по которым здесь только и можно было двигаться, пока не построили шоссе. В некоторых ущельях видны остатки крепостей, блокировавших эти пути.
На обратном пути заехали на пару километров вглубь Иудейской пустыни. Подобрал осколок базальта - черный по краю, будто обгоревший.
Фотки кликабельны.
Просто берег Мертвого моря. Пласты соли на дне у берега.
Голыш, вытащенный из воды.
Вид на берег моря. Перепад высот где-то метров 200. Холмы западного берега.
Ущелье, спускающееся к берегу. Иначе не пройти. Чуть ниже и левее середины снимка видны остатки укрепления, закрывавшего ущелье. На втором снимке оно же, но чуть крупнее. Правда, мутно, далеко очень было для телефона.
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
И еще один фотоотчетик. Подвесной мост через вади и немножко марсианских пейзажей. Все кликабельно.
Местные бродячие дикие черепашки.
Все время вспоминаю здесь Бродского:
Холмы — это наша юность, гоним ее, не узнав. Холмы — это сотни улиц, холмы — это сонм канав. Холмы — это боль и гордость. Холмы — это край земли. Чем выше на них восходишь, тем больше их видишь вдали.
Холмы — это наши страданья. Холмы — это наша любовь. Холмы — это крик, рыданье, уходят, приходят вновь. Свет и безмерность боли, наша тоска и страх, наши мечты и горе, все это — в их кустах.
Холмы — это вечная слава. Ставят всегда напоказ на наши страданья право. Холмы — это выше нас. Всегда видны их вершины, видны средь кромешной тьмы. Присно, вчера и ныне по склону движемся мы. Смерть — это только равнины. Жизнь — холмы, холмы.
Этот текст мало кто помнит целиком:
читать дальше Вместе они любили сидеть на склоне холма. Оттуда видны им были церковь, сады, тюрьма. Оттуда они видали заросший травой водоем. Сбросив в песок сандалии, сидели они вдвоем.
Руками обняв колени, смотрели они в облака. Внизу у кино калеки ждали грузовика. Мерцала на склоне банка возле кустов кирпича. Над розовым шпилем банка ворона вилась, крича.
Машины ехали в центре к бане по трем мостам. Колокол звякал в церкви: электрик венчался там. А здесь на холме было тихо, ветер их освежал. Кругом ни свистка, ни крика. Только комар жужжал.
Трава была там примята, где сидели они всегда. Повсюду черные пятна — оставила их еда. Коровы всегда это место вытирали своим языком. Всем это было известно, но они не знали о том.
Окурки, спичка и вилка прикрыты были песком. Чернела вдали бутылка, отброшенная носком. Заслышав едва мычанье, они спускались к кустам и расходились в молчаньи — как и сидели там.
***
По разным склонам спускались, случалось боком ступать. Кусты перед ними смыкались и расступались опять. Скользили в траве ботинки, меж камней блестела вода. Один достигал тропинки, другой в тот же миг пруда.
Был вечер нескольких свадеб (кажется, было две). Десяток рубах и платьев маячил внизу в траве. Уже закат унимался и тучи к себе манил. Пар от земли поднимался, а колокол все звонил.
Один, кряхтя, спотыкаясь, другой, сигаретой дымя — в тот вечер они спускались по разным склонам холма. Спускались по разным склонам, пространство росло меж них. Но страшный, одновременно воздух потряс их крик.
Внезапно кусты распахнулись, кусты распахнулись вдруг. Как будто они проснулись, а сон их был полон мук. Кусты распахнулись с воем, как будто раскрылась земля. Пред каждым возникли двое, железом в руках шевеля.
Один топором был встречен, и кровь потекла по часам, другой от разрыва сердца умер мгновенно сам. Убийцы тащили их в рощу (по рукам их струилась кровь) и бросили в пруд заросший. И там они встретились вновь.
***
Еще пробирались на ощупь к местам за столом женихи, а страшную весть на площадь уже принесли пастухи. Вечерней зарей сияли стада густых облаков. Коровы в кустах стояли и жадно лизали кровь.
Электрик бежал по склону и шурин за ним в кустах. Невеста внизу обозленно стояла одна в цветах. Старуха, укрытая пледом, крутила пред ней тесьму, а пьяная свадьба следом за ними неслась к холму.
Сучья под ними трещали, они неслись, как в бреду. Коровы в кустах мычали и быстро спускались к пруду. И вдруг все увидели ясно (царила вокруг жара): чернела в зеленой ряске, как дверь в темноту, дыра.
***
Кто их оттуда поднимет, достанет со дна пруда? Смерть, как вода над ними, в желудках у них вода. Смерть уже в каждом слове, в стебле, обвившем жердь. Смерть в зализанной крови, в каждой корове смерть.
Смерть в погоне напрасной (будто ищут воров). Будет отныне красным млеко этих коров. В красном, красном вагоне с красных, красных путей, в красном, красном бидоне — красных поить детей.
Смерть в голосах и взорах. Смертью полн воротник. — Так им заплатит город: смерть тяжела для них. Нужно поднять их, поднять бы. Но как превозмочь тоску: если убийство в день свадьбы, красным быть молоку.
***
Смерть — не скелет кошмарный с длинной косой в росе. Смерть — это тот кустарник, в котором стоим мы все. Это не плач похоронный, а также не черный бант. Смерть — это крик вороний, черный — на красный банк.
Смерть — это все машины, это тюрьма и сад. Смерть — это все мужчины, галстуки их висят. Смерть — это стекла в бане, в церкви, в домах — подряд! Смерть — это все, что с нами — ибо они — не узрят.
Смерть — это наши силы, это наш труд и пот. Смерть — это наши жилы, наша душа и плоть. Мы больше на холм не выйдем, в наших домах огни. Это не мы их не видим — нас не видят они.
***
Розы, герань, гиацинты, пионы, сирень, ирис — на страшный их гроб из цинка — розы, герань, нарцисс, лилии, словно из басмы, запах их прян и дик, левкой, орхидеи, астры, розы и сноп гвоздик.
Прошу отнести их к брегу, вверить их небесам. В реку их бросить, в реку, она понесет к лесам. К черным лесным протокам, к темным лесным домам, к мертвым полесским топям, вдаль — к балтийским холмам.
***
Холмы — это наша юность, гоним ее, не узнав. Холмы — это сотни улиц, холмы — это сонм канав. Холмы — это боль и гордость. Холмы — это край земли. Чем выше на них восходишь, тем больше их видишь вдали.
Холмы — это наши страданья. Холмы — это наша любовь. Холмы — это крик, рыданье, уходят, приходят вновь. Свет и безмерность боли, наша тоска и страх, наши мечты и горе, все это — в их кустах.
Холмы — это вечная слава. Ставят всегда напоказ на наши страданья право. Холмы — это выше нас. Всегда видны их вершины, видны средь кромешной тьмы. Присно, вчера и ныне по склону движемся мы. Смерть — это только равнины. Жизнь — холмы, холмы.
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
Я же обещал фоточек, выполняю. Всё кликабельно (хотя у дайриков совершенно драконовские по нынешним временам требования к размеру фоток, надо заметить). Под кат убирать не буду, тут не столько народу, чтобы это кому-то помешало. 8))
Развалины монастыря Дир-Кала находятся в исторической Самарии (той, из которой "добрые самаритяне"); сейчас это Территории. Там, кажется, метров 400 над уровнем моря и виды открываются невероятные. Кто-то из местных великих назвал эти высоты "балконом Израиля".
Развалины уже освоены археологами, все значимое отсюда вывезли в музеи, а стены оставили как достопримечательность.
Построен он был вскоре после 350 Н.Э., когда эти земли стали принадлежать Византии. На текущий момент сохранились остатки террас, церкви с апсидой, резервуаров, в которых собирали и хранили воду, давильни и винного погреба - видимо при монастыре либо давили масло (олив там растет множество), либо делали вино (виноградники, кажется, были расположены ниже, но все равно в досягаемости), либо и то и то, просто в разные периоды. Недалеко нашли погребальные пещеры - скорее всего это значит, что где-то здесь же было и поселение. Стены сложены из тесаного камня, в нескольких местах на камне выгравированы кресты. При этом артефактов мусульманского периода нет и по идее это должно означать, что века с VII-VIII крепость была заброшена. Но среди крестов попадаются поздние, мальтийские - а значит во время крестовых походов здесь скорее всего было христианское укрепление. В общем, история у места явно непростая.
По легенде у монастыря есть подвалы, которые смыкаются с карстовыми пещерами и уводят куда-то вглубь горы. Еще из неподтвержденного - что монастырь построен на месте более ранней крепости римского периода. Место и правда важное: здесь проходила древняя дорога из Атека/Антипатриды в Самарию и мощная каменная крепость, да еще с таким обзором, могла успешно контролировать этот путь.
Вид изнутри на вход и общий археологический план монастыря.
Остатки церкви с апсидой и резервуар для воды.
Остатки напольной мозаики и обломок каменной колонны.
Каменные блоки с римско-византийскими орнаментами.
Вообще, когда я туда попал, то еще ничего не знал об этом месте. Поэтому и мозаики нашел далеко не все, и в пещеру не спустился, и часть помещений сейчас не могу соотнести на своих фотках и в описании. Походу надо ехать еще раз.
Когда я вернусь - ты не смейся - когда я вернусь...
Побывал некоторое время назад на развалинах византийского монастыря Дир Кала возрастом чуть больше полутора тысячелетий. Все раскопано, все значимые мозаики и прочие артефакты вывезены в музеи, а стены просто оставлены на откуп туристам. Подробнее я потом покажу, что наснимал, а сейчас просто покаюсь - выступил разграбителем исторических ценностей. Вынул камешек из остатков мощения пола внутренних залов. Время меня всегда завораживало - интерес к древним играм тому свидетельство. Не удержался от возможности иметь дома камешек, обработанный живым настоящим человеком полторы тысячи лет назад.